Скоро опять предстоит ехать в прекрасную Италию, поэтому мыслями я постоянно возвращаюсь в прошлогоднее путешествие туда. О Флоренции я так и не рассказала, потому что мы там были всего один день - катастрофически мало, и половину этого дня провели в Уффици. Однако кое-какие снимки все-таки можно показать, несмотря на то, что день был дождливый. Осмотр главного и самого знаменитого собора Флоренции -
Санта Мария дель Фьоре, конечно, значился среди приоритетов. Это был первый из итальянских храмов с разноцветной мраморной облицовкой, который я увидела, поэтому впечатление получила сильное. Его размеры и мощь также запомнились (во Флоренции мы были до того, как посетили Рим): задумка зодчих состояла в том, чтобы внутри могло поместиться все тогдашнее население города. А подъем на купол Брунеллески был таким тяжелым и долгим, что я надолго зареклась куда-то взбираться.
Пьяцца дель Дуомо, где находится Санта Мария дель Фьоре (комплекс из трех сооружений: базилики, баптистерия Сан Джованни и кампанилы
Джотто), - это сердце Флоренции.
Canon EOS 5D Mark II, Canon EF 24-105 f/4L IS USM, Canon EF 15 f/2.8 Fisheye,
Canon EF 70-200 f 4L IS USM, телеконвертер Canon Extender EF 1.4x II.Собор тесно зажат между домами, поэтому вблизи его невозможно охватить объективом.
Кроме того, вокруг него всегда много людей, даже ночью,
поэтому приходится снимать частями.
Слева - фасад базилики, справа - баптистерий, посередине - верхушка кампанилы.
Самое древнее здание - баптистерий в честь Иоанна Крестителя, туда зайти мы не успели,
но зато рассмотрели его золоченые восточные двери - творение
Лоренцо Гиберти,
которые Микеланджело назвал "Вратами рая".
Много позднее они
были повторены в нашем Казанском соборе в Петербурге.
Впрочем, эти тоже копия, подлинник находится в музее собора.
Скульптурная группа сделана Андреа Сансовино и Винченцо Данти.
Тема восточных врат - Ветхий завет. Это сцены из жития Авраама:
А этот рельеф - сцены из жития Ноя:
Прямо напротив восточных врат баптистерия - фасад собора.
Грубая черепица тяжеловесного купола, по-моему, явно диссонирует с тонкой мраморной отделкой,
но все уже настолько привыкли к такому сочетанию, что не обращают внимания.
Пару фрагментов украшения фасада рассмотрим поближе.
Неоготическая отделка поздняя, конца XIX века, но от этого она не теряет своего изящества.
Некоторые исскуствоведы, правда, находят ее перегруженной...
Конечно, по сравнению с таким шедевром гармонии, как Санта Мария Новелла, это так.
Однако, как мне кажется, изощренность внешнего убранства уравновешивает
гулкие пустоты внутреннего пространства собора.
Одна из фресок на стенах собора:
Львица возле одного из боковых входов:
Зайдем же внутрь!
Плитка на полу, выполненная из тех же пород мрамора, что и снаружи,
создает сильный эффект зрительной иллюзии.
Нервюрные своды центрального нефа:
В соборе много интересного (хотя основные ценности - в
музее),
например, здесь захоронены
Брунеллески и
Джотто,
а также находятся
уникальные часы работы
Паоло Уччелло.
На южной стене - знаменитый
конный портрет кондотьера Джона Хоквуда, одна из первых попыток в живописи добиться скульптурного эффекта, также выполненный Уччелло. Процитирую описание этого памятника в книге А.В. Степанова "Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV-XV века" (с. 202-204):
"Неподражаемый дар Уччелло-декоратора проявился в том, что "небо" он написал глубоким теплым вишнево-коричневым тоном. Благодаря этому нет впечатления провала в стене. (...) Уччелло создал чисто репрезентативный образ, гуманистическую реплику на римскую статую Марка Аврелия, не столько портрет сэра Джона, сколько воплощение самой идеи величественного конного монумента - "медного всадника". В отличие от бесстрастного лица императора, иссохшее лицо старого джентльмена удачи оживлено жутковатой улыбкой, заставляющей вспомнить улыбку другого мертвого всадника - мраморного Кангранде II делла Скала на вершине шатра его усыпальницы в Вероне (после 1359 года): рыцарь надеется произвести хорошее впечатление на Деву Марию - заступницу в день Страшного суда.
Изощренный знаток перспективы выступает во всем блеске своего мастерства. Ни одна мелочь перспективного построения здесь не случайна. Копыта коня не были бы видны, если бы он стоял на оси постамента, но и стоять на краю ему не следовало бы - художник нарушает оптическую логику ради сохранения цельности силуэта коня. Линиями схода он заставляет наблюдателя встать не прямо против монумента, а левее, против заднего копыта коня; создается впечатление, что сэр Джон миновал роковую черту, после которой живым остается лишь провожать мертвого взглядом, и это подтверждается вечной тенью, легшей на лицо всадника. Однако его торс и голова слегка повернуты к зрителю, словно, удаляясь в потусторонний мир, Хоквуд все еще чувствует на себе прощальные взгляды".
